Раз уж пришлось на всеяпонский День Рокка, сделаем вид, что к празднику и сочинялось.
читать дальше
- Почему ничего не видно?
- Темно, - ответил Годо.
Полуразрушенный маяк гудел, скрипел, какие-то железки колотились под ветром, а снаружи ритмично рушилось и рушилось что-то тяжелое, отступало с шипением и тут же снова обваливалось. Рокк не сразу сообразил, что это море.
Постепенно лишние звуки затихли, ветер больше не выл, волны стали медленнее. Рокк лежал в темноте и слушал их, потом ему надоело. Он сел, нашарил ногами пол, поднялся. Осторожно протянул руку; через полтора шага обнаружилась стена и створка раздвижной двери.
За дверью белел на солнце песчаный склон. На песке, словно полузасыпанный ковер, лежали кусты каких-то ползучих растений - их часто делают из пластмассы в зимних садах, но эти были настоящие, серо-зеленые, с невероятными фиолетовыми цветами. Небо жарко светилось. Пролетело и развернулось в воздухе насекомое, про которое он знал то ли по картинкам, то ли просто так, ниоткуда, что это стрекоза.
Услужливо наметилась возможность найти в кармане очки от солнца, растворилась обратно вместе с очками и карманом.
За спиной продолжали негромко шуметь волны. Он обернулся. Дверь в темноту, разумеется, исчезла, и там был тот самый пляж от волнореза до волнореза, где он когда-то искал смысл жизни, даже завод и небоскребы готовы были появиться справа и слева, но не появились, потому что не понадобились.
Был отлив, прибой обтекал островки мокрого песка, плескался вяло.
Рокк направился к воде, обнаружил, что не обут - горячие мелкие камни кололи подошвы, идти по ним было странно, но приятно. Валялись осколки ракушек. Он подвернул штанины, прошелся по влажной отмели, посмотрел на свои следы, потом забрел в море по щиколотку и остановился, завороженный. Волны были собраны в складки и разрисованы мелкой рябью, и от ряби по дну бежала сеть из теней и полосок света.
Это было похоже на панно из стеклянных бус, которые любила мастерить Лена, или на тот ее трехмерный витраж с претенциозным названием насчет Мировой души...
Тут что-то сместилось перед его глазами, и одновременно с водой и своими ногами он увидел, что волны и блики - это узор не оперения, даже не одного пера, а одной пушинки из пера огромной, прозрачной, сверкающей птицы...
- Жар-птица, - от неожиданности он оступился и шлепнулся в прибой. Вода оставалась теплой, представление об одежде успело куда-то деться. - А как же огонь?
Солнечные блики рассмеялись ласково, знакомо, без звука:
- Смотри-ка, ведь ты опять в меня не верил! Искал, но не верил.
Он улыбнулся в ответ, провел пальцами по воде поперек ряби.
- Ну, искал я все-таки не тебя, я не занимаюсь мистикой.
- Кем теперь хочешь стать, бликом от волны, стрекозой, облаком? Просто побудешь мной?
- Самим собой. Там такое началось, надо бы вернуться и попробовать выкарабкаться...
- Вот за что я тебя люблю: ты это говоришь всякий раз.
- То есть у меня всякий раз ничего не получается? И обратно нельзя? - Он уже не мог бы сказать, куда именно, потому что здесь не существовало ни "обратно", ни "раньше", ни "позже". Рокк вздохнул. - Все равно собой. Если каждый тебя послушает и растворится во флоре и фауне, людей не останется.
- Смешной антропоцентрист. А кем, по-твоему, хочет стать флора и фауна?
- Вот-вот, все занимаются не своим делом.
Он нахмурился, отгоняя череду картинок - кошачья морда над воротником кимоно, говорящий олень... Постарался вернуть ощущение однонаправленного времени, чем еще больше развеселил Жар-птицу.
Волна набежала, подтолкнула в бок:
- А то хочешь целую планету, поможешь разумным птицам строить цивилизацию?
- Не сейчас.
Здесь, конечно, не существовало ни "сейчас", ни "здесь", но чтобы играть в линейное время, надо было сделать вид, что выбираешь из одну из веток этого времени, одинаково зыбких, как почти решенная задача, как попытка вспомнить сон.
- Подземный город был неплохой; или я только что оттуда? Тогда что-нибудь короткое, в темпе, и чтобы поменьше думать. О, вот здесь мне нравится башня, ее можно будет взорвать.
Он свернулся в волнах, устраиваясь поудобнее, и море обвилось вокруг, потому что каждое живое существо должно сначала повторить путь всех живых существ, который начинается в море.